Зеленое бессмертие

Просмотров: 1 738

 Уэйкхерст-Плейс — воплощение тревоги и одновременно надежды. Тревоги — потому что глобальное потепление, интенсивное землепользование или, не дай бог, ядерная война могут привести к массовой гибели растений в естественной среде обитания. И надежды — на то, что тогда у человечества останутся хотя бы их семена.

Пополнение прибывает сюда со всех концов света. Вот эти красно-фиолетовые крошки из Австралии пока лежат на сушке в герметично закрытом помещении, влажность воздуха в котором — 15 процентов. Потом их положат в пробирку и подвергнут глубокой заморозке.

Если однажды в будущем эти семена разморозят, из них вырастет nymphaea paeoniflora — прекрасная водяная лилия с пышными бутонами, похожими по форме на цветки пиона. История ее открытия — яркая иллюстрация того, как много опыта, труда, знаний и страсти необходимо, чтобы найти одно-единственное растение. И начинается она ясной тропической ночью на излете апреля 2015 года.

Кингсли Диксон сидит на раскладном стуле, над ним мерцает Южный Крест, но ему не до звезд. Научный руководитель ботанического сада Кингс-Парк в Перте и профессор Университета Западной Австралии, затаив дыхание, смотрит на экран смартфона с таким видом, словно ему явилось чудо. На экране — крупноцветная фиолетовая кувшинка. Гибрид двух видов — nymphaea lukei и nymphaea colorata. В природе она не встречается. Оранжерейное растение. Шедевр селекционера.

«Вы только посмотрите, — шепчет Диксон. — Это не человек, а бог-творец!»

Тот, кому поет дифирамбы Диксон, сидит у лагерного костра — в майке и шортах, волосы до плеч. Это он, Карлос Магдалена, вывел чудо-цветок в Кью-Гарденс. И сфотографировал на свой телефон. Только вчера вечером он сошел с трапа самолета в Бруме. Этого момента он ждал несколько месяцев. И вот, наконец, Австралия!

Пожалуй, нигде в мире нет таких красивых водяных лилий, как здесь. И ни один человек в мире не разбирается в австралийских видах лучше Карлоса Магдалены, хотя он никогда прежде не был на пятом континенте.

Как это может быть? Очень просто: Магдалена разводит водяные тропические растения в лондонском ботаническом саду.

Профессор и садовник. Их объединяет общая миссия: поиски неизвестных науке кувшинок. В ближайшие десять дней им предстоит преодолеть 2560 километров. Но чего не сделаешь ради сохранения мирового ботанического наследия! Время и расстояние — мелочи по сравнению с открытием нового цветка.

На следующее утро Кингсли Диксон везет всю команду на внедорожнике по ярко-красной Гибб-Ривер-Роуд. Местные называют эту грунтовую дорогу просто «Гибб». Она пересекает один из самых безлюдных районов нашей планеты — округ Кимберли. Территория размером с Германию и Австрию, вместе взятые. А население — меньше сорока тысяч человек.

Если свернуть на «Гибб» в Дерби и взять курс на Уиндем, город на северо-западе Австралии, нужно быть готовым к тому, что в ближайшие несколько дней не встретишь ни одной живой души. Конечно, за исключением Невилла Хернона. Жизнерадостный автомеханик в буквальном смысле построил свой бизнес на острых камнях этой трассы. На полпути из пункта А в пункт Б он продает автопокрышки.

Вокруг — «аутбэк», австралийская глубинка. Баобабы и акации, монументальные скальные массивы, зияющие ущелья с водопадами.

Ботаники начали изучать этот регион 30 лет назад. Тогда они предполагали, что в округе Кимберли насчитывается максимум 1200 видов растений. Но реальность превзошла самые смелые ожидания. Здесь уже обнаружено 3500 видов, сотни из которых прежде были неизвестны науке. Диксон вспоминает открытия братьев Барреттов. Рекорд Мэта и Рассела — десять новых видов за шесть дней. А ведь братья выросли на обычной ферме в Кимберли. И только потом стали биологами.

 «Биологическая систематика — это наука, требующая опыта и высокой квалификации», — говорит профессор Кингсли Диксон. Как же часто авторы статей в специальных журналах спешат объявить свою находку в Кимберли новым видом! А ему потом все перепроверять. Он как библиотекарь, который расставляет по местам неправильно рассортированные книги. Правда, братьям Барреттам надо отдать должное: прежде чем раструбить о своем открытии, они точно установили, что в их случае речь идет не о разновидности уже известного растения.

Эмма Далзиэл тоже не бросается словами «новый вид». «Загадка» — так предпочитает именовать кандидатов на это звание стройная  молодая аспирантка с темными волнистыми волосами. Кингсли Диксон называет Эмму «принцессой кувшинок». Под его руководством она пишет диссертацию о методах консервации семян водяной лилии. Два года назад Эмма собирала в округе Кимберли плоды кувшинок, отмечая на карте координаты находок. В небольшом озере Глэдстоун неподалеку от «Гибба» она и наткнулась на таинственный экземпляр.

Водяные лилии — одни из первых цветов на нашей планете. Примерно 110 миллионов лет назад их эволюционная ветвь отделилась от филогенетического древа цветковых растений. В Австралию кувшинки были занесены примерно 70 миллионов лет назад. Скорее всего, через Новую Гвинею, которая тогда была еще соединена с континентом сухопутным перешейком.

Сейчас семейство нимфейных распространено по всему миру и насчитывает 65 видов, 18 из них — в Австралии. А шесть из австралийских видов — в округе Кимберли. Не так уж много. Но это погожее утро только начинается.

И хотя Эмма Далзиэл боится сглазить, в машине уже обсуждают, как назвать новый вид.

Вот только места, где он растет, все никак не найти.

Кингсли Диксон уже несколько часов нарезает круги на внедорожнике. Где же поворот на озеро Глэдстоун? Одиннадцать утра. Солнце уже высоко, становится жарко. Диксон глушит мотор. Лайонел Джонстон, добродушный пенсионер и близкий друг Диксона, кипятит воду. Утренний чай для обоих — священный ритуал. Диксон добавляет себе в чашку ломтик имбиря, а потом бежит полюбоваться на плоды баобаба. «С чашкой чая в руке можно достичь всего. Завоевать мир, открыть новые виды!» — говорит он, словно подбадривая себя.

В этой команде у каждого своя роль. Кингсли Диксон тонко подмечает детали, но по профессорской привычке никогда не упускает из виду и всю картину. Его партнер Джонстон умеет находить подход к людям. Не стесняется расспрашивать о личной жизни собеседника и откровенничать о своей. Его вотчина — хозблок внедорожника: холодильник, морозилка, газовая плита, ящики с продуктами. Эмма Далзиэл со своими топографическими картами и спутниковым навигатором — настоящий следопыт.

А Карлос Магдалена? Британский садовник с бородкой-эспаньолкой и в шляпе набекрень явно «играет» флегматика вроде киногероев Джонни Деппа. Но при виде водяных лилий его напускное безразличие вмиг улетучивается: «Я от них без ума!». Лепестки безупречной белизны, тычинки желтые, как сливочное масло. В аромате — нотки гиацинта и фрезии c легким привкусом абрикоса.

Когда исследователи находят, наконец, озеро Глэдстоун, Карлос Магдалена мгновенно разгадывает «загадку» Эммы Далзиэл. Это не новый вид, а старая знакомая — nymphaea carpentariae. Он выращивает эти кувшинки в оранжерее.

Но для округа Кимберли это первая такая находка. Магдалена цитирует по памяти научное описание вида: «Цветки белые, красные или фиолетовые. Встречается только в заливе Карпентария». Теперь из этой фразы можно смело вычеркивать «только». Но до залива, который находится на севере Австралии, отсюда почти 2000 километров. Как carpentariae удалось проникнуть так далеко на запад?

Может быть, семена кувшинки  принесли на своих перьях перелетные птицы? Маловероятно, хотя и  не исключено. «Когда речь идет о тысячелетиях, любая случайность играет гораздо более важную роль, чем в масштабах человеческой жизни», — философски замечает  Кингсли Диксон.

Возможно, когда-то ареал распространения carpentariae был просто шире. И озеро Глэдстоун для этого вида — не плацдарм для наступления на запад, а одно из последних убежищ. Как бы то ни было, изоляция для carpentariae очень опасна.

Несмотря на древнее происхождение, представители семейства нимфейных продолжают эволюционировать, приспосабливаясь к новым условиям. А в округе Кимберли они самые экстремальные. Капризные европейские водяные лилии не протянули бы здесь и одного сезона.

С ноября по апрель в этих краях выпадает почти 90 процентов годовой нормы осадков. Уровень воды в реках повышается до десяти метров. Трасса «Гибб» становится непроезжей. Температура воздуха зашкаливает за 40 градусов Цельсия. Жарко и влажно, как в парилке. Затем, с мая по октябрь, воцаряется засуха. Реки, озера и ручьи мелеют, а то и вовсе пересыхают.

В периоды засухи семена водяной лилии впадают в спячку. Но уже с первыми каплями дождя они начинают прорастать. По мере повышения уровня воды формируются первые листья. Три месяца спустя, когда дожди снова прекращаются, водяные лилии Кимберли зацветают. Удачный момент: они еще стоят в воде, а насекомые-опылители уже вылетают из своих гнезд.

«Местные виды словно выработали иммунитет к резким сменам дождливого и засушливого сезона», — говорит Диксон. Но где предел продолжительности засухи, которую могут выдержать семена? Пожалуй, самый серьезный вызов для водяных лилий Кимберли — неравномерное распределение осадков по территории. Некоторые участки десятилетиями не получают ни капли влаги. Если такая участь постигнет озеро Глэдстоун, то единственная на всю округу популяция nymphaea carpentariae может погибнуть.

Река Хан, Западная Австралия, полшестого вечера. Уже смеркается, когда мы разбиваем лагерь на берегу под эвкалиптами. Натягиваем тенты, расставляем раскладные стулья и столы, разводим костер. «Кому джин-тоник?» — спрашивает, как обычно, Джонстон. Диксон тем временем жарит лосося, тушит во второй сковородке чеснок с белым вином, добавляет сливки и свежий укроп. Наконец, принимает из рук Джонстона бокал совиньона: «Холодновато, Лайонел. Я предпочитаю его нагретым до 16 градусов Цельсия».

Лайонел Джонстон и Кингсли Диксон — партнеры с 37-летним стажем. Диксон обычно начинает фразы с «я». А Джонстон — с «Кингсли». Кингсли, говорит он, любит детей, животных, раннее утро, шампанское «Вдова Клико». Они живут в Перте, в доме на берегу океана. Еще у них есть небольшая ферма за городом. Оливковое масло, на котором они готовят, — собственного производства.

Немецкая зерновая мельница, итальянский кофе, швейцарский шоколад… Джонстон все болтает и болтает. И кажется, что для него эта экспедиция в поисках водяной лилии — лишь вишенка на торте их совместной жизни. Вдали лают динго. Диксон и Джонстон забираются в свою палатку поодаль от лагеря. Карлос Магдалена подсаживается к костру, в стеклах его очков пляшут языки пламени. Он сворачивает самокрутку и без остановки тараторит по-английски в испанском темпе. Если его долго слушать, голова треснет от напряжения.

Посев, пикировка, пересадка. Чудо зарождения жизни словно из ниоткуда. Самые ранние воспоминания Карлоса Магдалены связаны с растениями. Он родом из Хихона, города на северо-западе Испании. Там его матери принадлежали два цветочных магазина. В десять лет Карлос начал читать книги по ботанике и зоологии, штудируя целые тома энциклопедий и справочников. 

Многие, миновав эту фазу повышенной подростковой любознательности, забывают о своем детском увлечении. Но Карлос, как он сам говорит, «застрял в ботанике навсегда». Настоящая одержимость, которой так и не суждено было вылиться в научную карьеру. В Испании он долго перебивался случайными заработками. А в 28 лет Магдалена решил съездить в Лондон — всего на полгода, подучить английский. Там он зашел в Кью-Гарденс, умопомрачительно красивый лондонский ботанический сад. И в одночасье его жизнь обрела смысл и перспективу. Вот где он хочет работать. С тех пор Карлос Магдалена — один из 160 садовников Кью-Гарденс.

Какая черта характера важнее всего для хорошего садовника?

«Наблюдательность, — уверен  Карлос. — Если растение не развивается, ты ищешь решение методом исключения  разных факторов. Температура? Освещение? Питательные вещества? Полив?»

Этому каждый может научиться?

«Можно ли выучиться на хорошего родителя, чтобы вырастить счастливого ребенка? Знания помогают, конечно, но до определенной степени. Тут главное — чувствовать потребности другого живого существа».

Карлосу не раз удавалось возвращать к жизни виды, давно вымершие в дикой природе, проращивая в оранжерее их семена. Пресс-секретарь Кью-Гарденс называет его «наш ботанический мессия».

Сейчас Магдалене 43 года. Он зарабатывает 1650 евро в месяц и ютится в Лондоне в однокомнатной квартире. В свободное время выкладывает в социальных сетях фотографии водяных лилий. Карлос вспоминает, как смотрел когда-то фильм «Крокодил Данди». Действие там происходит в австралийской глубинке. Сюжет он забыл, если вообще обратил на него внимание. По-настоящему Магдалену заинтересовали кадры с крокодилами: «Там на заднем плане всегда были видны кувшинки».

Какие они все же разные — Кингсли Диксон и Карлос Магдалена. Эстет и чудик.

Фанатики вроде Магдалены —благословение для ботаники, последние из могикан.

И очень символично, что лучший в мире специалист по кувшинкам, способный отличить их на глаз по малейшим деталям, — человек не из научной среды. В академической биологии традиционную систематику уже давно сместила с пьедестала генетика.

Мы останавливаемся у каждого ручейка, каждой лужи и речушки между Дерби и Уиндемом. И почти на каждой второй остановке находим что-то интересное. Карлос Магдалена и Эмма Далзиэл собирают семенные коробочки и цветки. Складывают их в пакеты для заморозки. «Nymphaea lukei»— надписывает их Эмма. Похоже, это самый распространенный вид в округе Кимберли. Но нередко на этикетке красуется знак вопроса.

Так Эмма обозначает гибриды. Магдалена опознает их сразу. Крепкие растения с большими цветками. Он и сам в оранжерее часто скрещивает разные виды. Красавица на экране его смартфона, которую он показывал в начале этого путешествия, тоже из их числа. В ботанических садах вообще любят выставлять гибриды, потому что они пышно цветут.

Цветение кувшинок продолжается до пяти дней. В первый день их цветки обладают женскими свойствами. Их завязь готова к опылению. В последующие четыре дня кувшинки формируют тычинки. И цветки становятся мужскими.

В оранжерее Карлос Магдалена переносит тычинки одного вида на завязь другого. В природе это возможно только при определенных условиях: если два разных вида цветут одновременно, если их опыляют одни и те же насекомые и если они растут по соседству. По подсчетам Диксона, «радиус действия» местных пчел — 100 метров.

Но несмотря на все эти препятствия, в округе Кимберли очень много гибридов. Природа словно пробует один вариант за другим, пытаясь подобрать наиболее стойкий к местным суровым условиям. Как правило, без особого успеха. Гибриды по большей части не дают потомства. Они плодоносят, но плоды обычно пусты. А если в них и есть семена, то слишком мало. Но за многие тысячелетия вполне может появиться на свет гибрид, семена которого прорастут.

«И тогда — бум!» — говорит Магдалена. Барьер на пути к новому виду пробит.

Но насколько высок это барьер? Какое количество потомства должен дать гибрид, чтобы утвердиться как отдельный вид? Пять? Пятьдесят? Пятьсот экземпляров?

Вид — это не более чем научная категория. «Мы любим раскладывать все по полочкам, — говорит Магдалена. — Когда речь идет о курице и индейке, этот подход работает. Но четко систематизировать виды, которые развиваются с такой стремительностью, как австралийские кувшинки, непросто». Вот тут и проявляются слабости концепции семенных банков типа хранилища в Уэйкхерсте. За его бетонными стенами собранные растения, может, и обретут бессмертие. Но выжить в природе они смогут только благодаря постоянной эволюции.

Чем дальше на север, тем больше пыли на дороге. Желтая травянистая саванна утыкана высокими термитниками. «Сухие тропики», — так называет Диксон эту климатическую зону, где сезон дождей длится считанные месяцы. Многие реки уже пересохли. Такие периодически пересыхающие водотоки здесь называют «криками».

Этим утром нам предстоит остановка у Невилла Хэрнона. Нужно починить покрышку. Вскоре после ремонта, уже на «Гиббе», Диксон резко бьет по тормозам. «Я заметил что-то краем глаза и подумал: ого, нечто новенькое!» — скажет он потом. Эмма Далзиэл засечет координаты находки. А Карлос Магдалена будет уверять, что с первого взгляда понял: это новый вид!

Не снимая майку, он прыгает в пруд и, разгребая воду руками, идет от кувшинки к кувшинке. Он купается в счастье.

А вот и она! Изнутри чашелистики не покрыты бархатистым пушком. Очень необычно! На тычинках — маленькие крючки. Листья зеленые, по краям слегка волнистые. Но самое необычное— форма цветка. Как у пиона.

Самое время подобрать название. Подобно carpentariae, новый вид можно назвать по месту первой находки. Или по имени человека. Например, нимфея Люка названа в честь некоего Люка. Но можно взять за основу и какую-нибудь характерную деталь.

«Я полагаю, — говорит профессор Кингсли Диксон, упреждая долгую дискуссию, — все мы согласимся, что она должна называться нимфея пионоцветная».

Не все семена водяных лилий, которые привез с собой в Англию Карлос Магдалена, отправятся в хранилище Уэйкхерст. Некоторые из них садовник планирует прорастить. В 2016 году nymphaea paeoniflora станет одним из экспонатов выставки водяных растений в Кью-Гарденс.

Оставляйте свои комментарии и задавайте вопросы. Коту не с кем это обсудить...

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Другие интересные статьи:

Ворон — очень умное домашнее животное
Гуси породы Линдовская, Гуси Линда, Горьковские гуси, Gorki Goose, Lind Goose
Лабрадор ретривер
Галега лекарственная: описание, применение, противопоказания, рецепты
Дарвин.su
Портал о флоре, фауне и технологиях. Сообщество фермерских хозяйств.