Стебель водного гиацинта у основания листа образует пористое утолщение и похож на поплавок. Такой поплавок не позволяет пиранье уйти под воду, и она становится лакомой добычей для канюка, хищной птицы семейства ястребиных. Туристы щелкают затворами фотоаппаратов в лучах заходящего солнца. А если вместо пираньи бросить кусок мяса, то канюка, скорее всего, опередит кайман или змеиношейная черепаха. 

Фотосафари на джипах и лодках-плоскодонках по Ориноко стали набирать популярность лишь несколько лет назад. Традиционное занятие местных жителей, «льянерос», — скотоводство. Для пастбищ здесь много места: название региона Лос-Льянос переводится с испанского как «равнины».  «Трудно было бы найти более приятное местоположение в прилегающих к Ориноко равнинах, — лучших и удобнейших пастбищ для скота, лучшего климата, который не знает крайностей тропического пояса», — писал о венесуэльских саваннах Жюль Верн в 1894 году в своем приключенческом романе «Великолепная Ориноко». Роман рассказывает о путешествии героев по этой реке, тогда еще мало исследованной. 

Со дня высадки Христофора Колумба в дельте Ориноко в 1498 году, во время его третьей экспедиции в Новый Свет, минуло два столетия, прежде чем испанские конкистадоры в поисках золота окончательно оттеснили индей­ские племена из поймы реки к ее верховьям. Потомки испанцев и индейцев стали развивать в регионе скотоводство. Экспедиция немецкого естествоиспытателя Александра фон Гумбольдта в Южную Америку, предпринятая в начале XIX века, положила начало исследованиям Ориноко — они-то и вдохновили Жюля Верна на написание романа. Кстати, на изучение всей реки длиной 2736 километров ушло почти полтора века: добраться до истока удалось только в 1951 году.

С декабря по май в пойме Ориноко длится сухой сезон. Пищи для птиц в это время мало, деревья сбрасывают листву, саванна покрывается охристой пылью, многие водоемы пересыхают. Поздней весной начинается сезон дождей. С мая по ноябрь практически вся пойма Ориноко залита водой, в которой кипит жизнь. В болотах, образующихся после разлива рек, пропитания хватает для множества видов птиц, прилетающих в Лос-Льянос на гнездование. Ябиру, каракара, гоацин — это не заклинания вроде «крибле-крабле-бумс», а названия обитающих здесь пернатых. 

Статный белоснежный ябиру с черной головой и красным галстуком — крупнейшая птица континента, достигающая полутора метров в высоту. Этот аист охотится на лягушек, мелкую рыбешку и небольших ящериц в компании с цаплями, ибисами и зимородками. Своим огромным клювом ябиру зачерпывает воду и процеживает ее так, чтобы вся пойманная живность осталась в чуть загнутом вверх клюве.

А вот каракара из семей­ства соколиных охотится на насекомых и беспозвоночных, но больше всего любит по­едать чужие яйца и птенцов. Не брезгует и падалью. Хохлатый гоацин, в отличие от каракара, питается только листьями и фруктами, но очень мерзко пахнет. Местные так и называют его попросту — «вонючка». Первая фаза пищеварения у гоацина проходит в зобу, который занимает большую часть грудной клетки. Птица обычно туго набивает свой зоб пищей, и ей приходится опираться грудью о соседнюю ветку, чтобы не упасть на землю. Наевшись до отвала, гоацины перекликаются друг с другом, издавая истошные вопли. Птенцы этих птиц напоминают своих доисторических предков — у них на крыльях сохранились коготки, которые по мере взросления обычно исчезают. Но и без них гоацины прекрасно цепляются за ветки, перебираясь с дерева на дерево. А вот летают плохо.

Как и гоацин, якана — никудышный летун. Зато эти птицы умеют плавать и нырять, по­этому гнезда строят на воде. Период высиживания у яканы длится всего три-четыре недели. Только самец сидит на кладке и воспитывает птенцов, а если они случайно выпадают из гнезда, вылавливает их, высушивает и согревает под крылом. Якана примечательны тем, что благодаря длинным пальцам на лапах бегают по листьям водного гиацинта как по дорогам. А настоящие дороги давно освоены другими видами птиц. Часто прямо посреди колеи можно наткнуться на жилища кроличьих сычей — норы, которые они либо роют сами, либо перестраивают из подземных домов других животных. На случай опасности у сычей есть несколько запасных пещер, в которые они перебегают с удивительной прытью. Наблюдать за ними можно днем — для сов это довольно необычно.

Чтобы добраться в Лос-Льянос из Каракаса, столицы Венесуэлы, нужно лететь час на самолете, а потом еще десять часов ехать на машине. Благодаря такой удаленности от цивилизации природное многообразие поймы Ориноко сохранилось во всей красе. Тем не менее оринок­ский крокодил, самое крупное животное Южной Америки, находится на грани исчезновения из-за чрезмерной любви людей к крокодиловой коже. «Впрочем, не одни только крокодилы наполняют воду Ориноко и его притоков, — писал Жюль Верн. — Здесь встречаются также карибы-рыбы, обладающие такой силой, что они одним ударом ломают самые крепкие рыболовные крючки. Следует также остерегаться скатов и электрических угрей. Снабженные довольно сложным аппаратом, они убивают других рыб электрическим разрядом, который небезопасен и для человека… Этих угрей водится много в венесуэльских реках. Но, с другой стороны, рыбаки также и ловят их во множестве, так как они представляют очень вкусное блюдо. Их ловят с помощью сетей и, дав им разрядить свое электричество, без труда уже берут их». С тех времен методы охоты «льянерос» на скатов не изменились. 

Пожалуй, самый примечательный из обитателей Лос-Льянос — капибара, крупнейший в мире грызун, он весит до 60 килограммов. Когда-то капибары водились почти на всей территории Венесуэлы, но теперь их можно встретить только в долине Ориноко. Эти животные, которых еще называют водосвинками (а Жюль Верн звал «морскими свинками»), живут группами, в которых доминирует один самец, а самки образуют гарем. Остальные самцы этот гарем стерегут. Самки же сообща вскармливают молоком всех детенышей гарема. 

Взрослые особи по­едают водные растения, плоды и траву, а потом поглощают собственные экскременты, чтобы «добрать» полезные вещества, которые не усвоились с первого раза. Теперь они усвоятся благодаря тому, что в экскрементах содержатся симбиотиче­ские бактерии, разрушающие клетчатку. Капибара может подолгу находиться в воде, где спасается от солнца и назойливых насекомых. На поверх­ности лишь ноздри, глаза и уши, расположенные на одной линии. Но в реке водосвинок поджидает опасность — кайманы. 

Эти небольшие аллигаторы, все же достигающие иногда трех метров в длину, способны справиться и с мелкой анакондой. Кайманы — отличные охотники: они прячутся в иле по берегам реки, выслеживая добычу, а затем молниеносно ныряют и хватают жертву. Ночами их выдают только светящиеся глаза. А детеныш каймана и сам может стать добычей взрослой анаконды, самой крупной из современных змей, порой дорастающей до шести метров. По всей долине ходят слухи о вознаграждении, которое ждет того, кто поймает анаконду длиной больше 12 метров. «Слово «мириады» не преувеличивает количество змей, которые ползают здесь в траве, — пишет Жюль Верн в своем романе. — Они так же опасны, как кайманы в водах или по берегам Ориноко». В отличие от ядовитых змей, анаконда не страшна хотя бы в период засухи. Она пережидает его в оцепенении, зарывшись в ил до наступления сезона дождей. 

Однако после такой «спячки» анаконда наверстывает упущенное, поедая не только водоплавающих птиц и игуан, но и капибар с кайманами. Поймав жертву, она душит ее и заглатывает целиком, не брезгуя и детенышами своих сородичей. Способ размножения у анаконд тоже примечательный: самка не откладывает яйца, а вынашивает их — около тридцати — внутри себя. Так что довольно крупные змееныши — длиной до 70 сантиметров — сначала покидают яйцо, а затем появляются на свет.

Из водоплавающих животных Жюль Верн познакомил своих героев с амазонским дельфином, которого ошибочно посчитал морской свиньей, обитающей в соленой воде у берегов Южной Америки. Во время сезона дождей амазонские дельфины (инии) могут переплывать по протокам из одной реки в другую и даже резвиться на затопленных равнинах. Когда протоки мелеют, инии остаются в русле реки до следующих дождей.

«— Смотри… смотри… там! — сказал Герман Патерн. И он указывал на большие черные точки, которые двигались на расстоянии сотни шагов выше лодок.

Жак Хелло взял свой карабин, лежавший у каюты, и наклонился через борт.

— Это не лодка, — сказал он. — И однако…

Он хотел уже приложиться, но Герман Патерн остановил его жестом.

— Не стреляй… не стреляй! — повторил он. — Это не квивасы, подстерегающие добычу!.. Это животные, выплывшие на поверхность реки подышать воздухом…

— Животные?

— Да… трое или четверо этих обычных обитателей Ориноко… 

Герман Патерн не ошибся. Это действительно были морские коровы и морские свиньи, которые часто встречаются в реках Венесуэлы». 

Надо сказать, что мор­ские коровы к тому времени уже сто лет как вымерли, а если где и обитали, то со­всем в других местах планеты. Но можно простить знаменитому писателю такие неточности: в отличие от фоторепортера GEO, у него не было возможности увидеть Лос-Льянос воочию.